1903 год, 20 июля Сегодня утром, часов в восемь с половиной, отбыли из Сарова их величества и великие князья и княгини. Перед отъездом они изволили принять от духовенства напутственный молебен. Совершали молебен наш владыка и высокопреосвященный архиепископ Казанский. Нижегородский владыка уже в Дивееве, а преосвященный Иннокентий приветствует прощальным приветом государя в “Народном городке”. На молебен вышли десять архимандритов и почти столько же белого духовенства. Напутственный молебен соединялся с молебном преп. Серафиму. По окончании молебна мы отправились провожать государя до ворот... Но в церкви произошла маленькая задержка... Один монах удостоился поцеловать руку государыни... Естественно каждому тогда сказать: “Почему же не я?..” И все набросились целовать руки царицам... И духовенство в этом принимало деятельное участие... Впрочем, к великому сожалению многих, пришлось все-таки многим отказаться от великого счастья... Процессия направилась к воротам монастыря... По сторонам стоит народ... Настоящий народ, с палочками в руках, с котомочками за плечами. Народ усталый, загорелый... Он ожидает допуска в собор, к мощам... А тут снова счастье видеть царя... Не знаю, долетали ли до царя эти сердечные пожелания мужичка: “Прощай, батюшка...”, “Счастливого пути, батюшка...” И как эти пожелания опять трогательны и в своем содержании и в своей поразительной простоте... Выйдя за ворота, владыка осенил царя крестом, еще и еще поблагодарил его величество за посещение святой обители... Под звон колоколов, при пении “многая лета”, при криках “ура” их величества покинули святую обитель. Государь направился в Арзамас, но по пути туда его величество заезжал в “Народный городок” и в Дивеевский монастырь. В “Народном городке” царю представлены были, между прочим, представители Мордвы... Там же экипажи цариц, говорят, были буквально закиданы полотенцами, холстом и пр. Пока кончаю... Я выеду, вероятно, двадцать третьего; часа в три ночи... В одиннадцать часов дня я должен выехать из Арзамаса в Нижний, куда приеду около пяти часам вечера. Вечером на Самолетском пароходе на Рыбинск, куда должен прибыть двадцать пятого, в пятницу около четырех часов вечера. В Валдай в таком случае— двадцать шестого, в субботу. Кончаю письмо, а может быть и письма. Испортилось и перо, верой-правдой мне все время служившее. Всем нашим поклон. Скоро теперь и увидимся. Все окончено... Почти все разъехались... А я сижу до двух часов ночи... Надеюсь, что письмо получишь раньше моего приезда и потому сажусь писать тебе свое последнее сказание. Днем двадцатого числа наша компания снова отправилась на источник. День на этот раз был очень жаркий... Да и мы приустали за время торжеств... Плелись мы туда лесом, не спеша... По сторонам то же, что и в начале торжеств. Те же постоянные толпы народа. Те же причитания нищих... Лишь только Саровка изменилась и изменилась ужасно... Постоянная пыль, стоявшая над ней от непрестанной ходьбы, покрыла ее каким-то грязным толстым слоем, вроде грязной густой пены... Скоро ли она, бедная, примет свой обычный вид... На источнике мы выкупались... На этот раз я не остался одиноким... Со мной выкупались и старцы наши... На обратном пути от источника мы были сильно поражены одной подробностью... Помнишь, — я тебе писал про огородик преподобного с тремя грядками... Так не стало теперь грядок!.. Есть только огороженное место и крест в ней... А самые грядки унесены в карманах и в платках благочестивых поклонников... Удивительно в самом деле!.. Сделана совершенно гладкая площадка... Можешь отсюда судить и о силе веры богомольцев... Отчасти, и о количестве их... Уже значительно уставшими возвратились мы от источника... А вечером получили назначение служить всенощное бдение в имевшем освятиться храме... Храм великий и величественный. Но пока еще не отделан. Иконостас хороший, но временный... Заказан же стоимостью в пятьдесят тысяч бронзовый... Стены пока только прокрашены клеевой краской... Церковь спешно заканчивали к торжествам, предполагаю, что искусственно сушили... Поэтому в ней и до службы мы себя чувствовали так же, как в натопленной бане... А что было за службой!.. Всенощную совершал преосвященный Иннокентий. Народу было много... В одиннадцатом часу (с шести) мы получили возможность направиться к своим кельям... Как я отстоял эту службу, — и не знаю!.. Помню только, что с великим трудом, и даже хромая, я шел по улице... Освящение новоотстроенного храма совершилось двадцать первого. Предполагалось его освящать во имя Живоначальной Троицы, а освятили теперь в честь преп. Серафима. Чин освящения и литургию совершал владыка митрополит. Под престол положена часть мощей преп. Серафима (за которыми, в свое время, мы ходили в Успенский собор, где они были заранее приготовлены). Очень меня порадовало совпадение: в прошлом году двадцать первого июля я совершал освящение нашей дачной церкви... И нынче в это же число пришлось участвовать в освящении... Да еще в Сарове!.. Молился я о том, чтобы Господь, молитвами угодника Серафима, сохранил нашу дачную церковь навеки нерушимой... После освящения храма обитель снова предложила радушную трапезу своим гостям... На этот раз, кроме массы духовенства, были на обеде и те офицерские чины, которые, по обязанностям службы, не могли быть на трепезе девятнадцатого. За обедом, разумеется, велись оживленные разговоры... “А что, отец игумен, вы сделали бы всей этой компании в обычное время?” (в Сарове за обедом — ни слова...) — “Всех поставил бы на поклон, к четкам...” И это было бы истинно по-саровски, но нисколько не сурово... Чудная обитель... Молебен для хоругвеносцев был совершен двадцать первого же числа... На молебне, на святых мощах были освящены иконы преподобного, привезенные ими из разных концов России... И понесут эти святые иконы духовную радость и утешение по градам и весям русским. Владыка митрополит отслужил обедню двадцать второго числа... В этот же день он и уехал из Саровской обители, ровно в двенадцать часов дня. Преосвященный Иннокентий и высокопреосвященный Димитрий далеко за обитель (верст девять) провожали владыку... Сразу осиротели мы... И не знаю почему, но почувствовалось, что и нам нужно уезжать, вот сейчас даже нужно уезжать... Но поезда подходящего в Арзамасе для нас не было. И мы решили выехать завтра, часа в два ночи. Я страшно стал почему-то сейчас скучать... Уже три раза ходил на почтовый двор удостоверяться, — действительно ли нам будут лошади... Не ручаюсь, что не пойду и еще... А тут укладывают свои пожитки наши... Отправляются и певчие... Как ни чуден Саров, но и нам пора его покинуть... Ходил еще поклониться святым мощам... Ходил проститься с преосвященным Иннокентием, которому мы обязаны многим вообще, а в частности и необыкновенным гостеприимством... Получил от него пять иконок преподобного, писанных на доске от его сеней... Простился с добрым, чудным старцем, игуменом отцом Иерофеем... От него получил в благословение иконку. Еще несколько часов, — и мы уезжаем. Поклон тебе, великий угодник Божий... Как я хотел бы снова быть у твоего гроба. Поклон тебе, чудный Саров, с твоей жизнью, с твоими порядками. Поклон тебе, Саровская земля, так обильно насыщенная Божией благодатью... Восемь часов вечера.
По дате да, и по нравам людей то же да "Помнишь, — я тебе писал про огородик преподобного с тремя грядками... Так не стало теперь грядок!.. Есть только огороженное место и крест в ней... А самые грядки унесены в карманах и в платках благочестивых поклонников... Удивительно в самом деле!.. Сделана совершенно гладкая площадка... Можешь отсюда судить и о силе веры богомольцев... Отчасти, и о количестве их..."
На днях внимательно рассмотрел эту надпись. Похоже - это имитация под старый стиль, а надпись гораздо современнее. За столько лет из-за эрозии от нее ничего не осталось бы. Надпись на солнечной стороне, в межсезонье из-за большого числа циклов замерзания-размерзания влаги и больших температурных перепадов за сто лет слой камня облез бы. Например, в 2005 году на вершине Второй сопки Уреньги была выдолблена надпись типа "Здесь был такой-то", глубиной около сантиметра. В 2006 ее уже так выветрило, что разобрать ничего нельзя было. Хотя данная надпись от ветра закрыта, да и камень твердый. Все может быть.
Внимание! Вся информация на сайте является авторской. За разрешением на использование любых текстов, фотографий и других материалов, обратитесь к их авторам.
Комментарии
Сегодня утром, часов в восемь с половиной, отбыли из Сарова их величества и великие князья и княгини. Перед отъездом они изволили принять от духовенства напутственный молебен. Совершали молебен наш владыка и высокопреосвященный архиепископ Казанский. Нижегородский владыка уже в Дивееве, а преосвященный Иннокентий приветствует прощальным приветом государя в “Народном городке”. На молебен вышли десять архимандритов и почти столько же белого духовенства. Напутственный молебен соединялся с молебном преп. Серафиму.
По окончании молебна мы отправились провожать государя до ворот... Но в церкви произошла маленькая задержка... Один монах удостоился поцеловать руку государыни... Естественно каждому тогда сказать: “Почему же не я?..” И все набросились целовать руки царицам... И духовенство в этом принимало деятельное участие... Впрочем, к великому сожалению многих, пришлось все-таки многим отказаться от великого счастья...
Процессия направилась к воротам монастыря... По сторонам стоит народ... Настоящий народ, с палочками в руках, с котомочками за плечами. Народ усталый, загорелый... Он ожидает допуска в собор, к мощам... А тут снова счастье видеть царя... Не знаю, долетали ли до царя эти сердечные пожелания мужичка: “Прощай, батюшка...”, “Счастливого пути, батюшка...” И как эти пожелания опять трогательны и в своем содержании и в своей поразительной простоте...
Выйдя за ворота, владыка осенил царя крестом, еще и еще поблагодарил его величество за посещение святой обители... Под звон колоколов, при пении “многая лета”, при криках “ура” их величества покинули святую обитель.
Государь направился в Арзамас, но по пути туда его величество заезжал в “Народный городок” и в Дивеевский монастырь. В “Народном городке” царю представлены были, между прочим, представители Мордвы... Там же экипажи цариц, говорят, были буквально закиданы полотенцами, холстом и пр.
Пока кончаю... Я выеду, вероятно, двадцать третьего; часа в три ночи... В одиннадцать часов дня я должен выехать из Арзамаса в Нижний, куда приеду около пяти часам вечера. Вечером на Самолетском пароходе на Рыбинск, куда должен прибыть двадцать пятого, в пятницу около четырех часов вечера. В Валдай в таком случае— двадцать шестого, в субботу.
Кончаю письмо, а может быть и письма. Испортилось и перо, верой-правдой мне все время служившее. Всем нашим поклон. Скоро теперь и увидимся.
Все окончено... Почти все разъехались... А я сижу до двух часов ночи... Надеюсь, что письмо получишь раньше моего приезда и потому сажусь писать тебе свое последнее сказание.
Днем двадцатого числа наша компания снова отправилась на источник. День на этот раз был очень жаркий... Да и мы приустали за время торжеств... Плелись мы туда лесом, не спеша... По сторонам то же, что и в начале торжеств. Те же постоянные толпы народа. Те же причитания нищих... Лишь только Саровка изменилась и изменилась ужасно... Постоянная пыль, стоявшая над ней от непрестанной ходьбы, покрыла ее каким-то грязным толстым слоем, вроде грязной густой пены... Скоро ли она, бедная, примет свой обычный вид...
На источнике мы выкупались... На этот раз я не остался одиноким... Со мной выкупались и старцы наши... На обратном пути от источника мы были сильно поражены одной подробностью... Помнишь, — я тебе писал про огородик преподобного с тремя грядками... Так не стало теперь грядок!.. Есть только огороженное место и крест в ней... А самые грядки унесены в карманах и в платках благочестивых поклонников... Удивительно в самом деле!.. Сделана совершенно гладкая площадка... Можешь отсюда судить и о силе веры богомольцев... Отчасти, и о количестве их...
Уже значительно уставшими возвратились мы от источника... А вечером получили назначение служить всенощное бдение в имевшем освятиться храме... Храм великий и величественный. Но пока еще не отделан. Иконостас хороший, но временный... Заказан же стоимостью в пятьдесят тысяч бронзовый... Стены пока только прокрашены клеевой краской... Церковь спешно заканчивали к торжествам, предполагаю, что искусственно сушили... Поэтому в ней и до службы мы себя чувствовали так же, как в натопленной бане... А что было за службой!.. Всенощную совершал преосвященный Иннокентий. Народу было много... В одиннадцатом часу (с шести) мы получили возможность направиться к своим кельям... Как я отстоял эту службу, — и не знаю!.. Помню только, что с великим трудом, и даже хромая, я шел по улице...
Освящение новоотстроенного храма совершилось двадцать первого. Предполагалось его освящать во имя Живоначальной Троицы, а освятили теперь в честь преп. Серафима. Чин освящения и литургию совершал владыка митрополит. Под престол положена часть мощей преп. Серафима (за которыми, в свое время, мы ходили в Успенский собор, где они были заранее приготовлены).
Очень меня порадовало совпадение: в прошлом году двадцать первого июля я совершал освящение нашей дачной церкви... И нынче в это же число пришлось участвовать в освящении... Да еще в Сарове!.. Молился я о том, чтобы Господь, молитвами угодника Серафима, сохранил нашу дачную церковь навеки нерушимой...
После освящения храма обитель снова предложила радушную трапезу своим гостям... На этот раз, кроме массы духовенства, были на обеде и те офицерские чины, которые, по обязанностям службы, не могли быть на трепезе девятнадцатого.
За обедом, разумеется, велись оживленные разговоры... “А что, отец игумен, вы сделали бы всей этой компании в обычное время?” (в Сарове за обедом — ни слова...) — “Всех поставил бы на поклон, к четкам...” И это было бы истинно по-саровски, но нисколько не сурово... Чудная обитель...
Молебен для хоругвеносцев был совершен двадцать первого же числа... На молебне, на святых мощах были освящены иконы преподобного, привезенные ими из разных концов России... И понесут эти святые иконы духовную радость и утешение по градам и весям русским.
Владыка митрополит отслужил обедню двадцать второго числа... В этот же день он и уехал из Саровской обители, ровно в двенадцать часов дня. Преосвященный Иннокентий и высокопреосвященный Димитрий далеко за обитель (верст девять) провожали владыку...
Сразу осиротели мы... И не знаю почему, но почувствовалось, что и нам нужно уезжать, вот сейчас даже нужно уезжать... Но поезда подходящего в Арзамасе для нас не было. И мы решили выехать завтра, часа в два ночи.
Я страшно стал почему-то сейчас скучать... Уже три раза ходил на почтовый двор удостоверяться, — действительно ли нам будут лошади... Не ручаюсь, что не пойду и еще...
А тут укладывают свои пожитки наши... Отправляются и певчие... Как ни чуден Саров, но и нам пора его покинуть...
Ходил еще поклониться святым мощам... Ходил проститься с преосвященным Иннокентием, которому мы обязаны многим вообще, а в частности и необыкновенным гостеприимством... Получил от него пять иконок преподобного, писанных на доске от его сеней... Простился с добрым, чудным старцем, игуменом отцом Иерофеем... От него получил в благословение иконку.
Еще несколько часов, — и мы уезжаем. Поклон тебе, великий угодник Божий... Как я хотел бы снова быть у твоего гроба. Поклон тебе, чудный Саров, с твоей жизнью, с твоими порядками. Поклон тебе, Саровская земля, так обильно насыщенная Божией благодатью...
Восемь часов вечера.
Хотя данная надпись от ветра закрыта, да и камень твердый. Все может быть.